(из сборника «Деятельность России в Северо-Балтийском информационном пространстве, доклад 2019-2020 гг.»)
Перевод ©Dmitry Gaich 2020
В стратегических коммуникациях необходимы концепты, методы и инструменты как для анализа информационной обстановки, в которой они работают, так и для разработки коммуникационных кампаний, которые будут соответствовать целевой аудитории и выполнению организационных задач. Одним из мощнейших из функциональных и аналитических инструментов для достижения этих целей является нарратив.
Нарратив занимает настолько важное место в человеческом понимании, что теоретик коммуникаций Уолтер Фишер считал, что человека следует называть homo narrans или ‘человек повествующий’ вместо homo sapiens (‘человек думающий’). Он полагал, в частности, что поведение и решения человека исходят больше из повествовательной логики, и то, что рациональная логика, будучи применимой к человеческому мышлению, подчиняется логике повествовательной[1]. Данное утверждение о фундаментальной человеческой природе соответствует наличию «нарратива» в сообщениях о любом политическом событии или в анализе геополитического конфликта. Например, недавняя статья в The Guardian с анализом неудачи кампании по отмене «Брекзита» предполагает, что скрытый политический нарратив всё ещё незаметно распространяется в его защиту (выделено)[2]. Или же, критикуя свою деятельность в период после атак 9/11, минобороны США отмечает, что США не смогли оперативно оценить важность информации и противоборства в нарративе с целью достижения целей на всех уровнях (выделено)[3]. Дополнительно, рассмотрим заголовок австралийской газеты The Sydney Morning Herald: «Вооружённый нарратив угрожает Швеции – и миру» (выделено)[4]. Можно привести бесчисленные примеры, подчёркивающие главенство термина «нарратив» в том, что касается голосования, обеспечения интересов национальной безопасности и оформления социальных перспектив.
Таким образом, нарратив, очевидно, является важной концепцией в сферах, в которых действуют стратегические коммуникации. При этом он остаётся эфемерным как концепция и как возможность, несмотря на столетия академических изысканий (начиная, как минимум, с Аристотеля), и десятилетия адаптаций и экспериментов в рамках военной доктрины. Данная глава предлагает определение нарратива в соответствии с позицией академической литературы, считающей нарративы системами компонентов, структурированных для создания смысла. Глава идентифицирует эти компоненты и исследует их использование в обнаружении и разоблачении пропаганды.
ЧТО ТАКОЕ НАРРАТИВ
Нарратив и военные стратегические коммуникации
Нарратив в контексте стратегических коммуникаций, однако, является сложным термином, имеющим широкий ряд определений и коннотаций. Многочисленные области академических трудов исследуют, что такое нарратив и что он воспроизводит (например, теория повествования, литературоведение, коммуникация и др.), но не приходят к общему определению и объяснению подобно тому, как в физике, химии и биологии используется общее понятие молекулярной структуры. В других отраслях науки (к примеру, в медицине, социологии, даже в коммуникации) термин используется для дифференциации между цифровыми и численными данными и данными, отображаемыми в текстовой или письменной форме, что приводит лишь к дополнительному смешению в поиске соответствующего академического определения.
Военные доктрины также по-разному дают определение нарратива. US Joint Pub 3-61 по связям с общественностью определяет нарратив как «небольшое сообщение, используемое для поддержки действий и обеспечения лучшего понимания и контекста в деятельности или ситуации»[5]. Руководство по стратегическим коммуникациям НАТО даёт похожее, но немного отличающееся определение:
Краткое, но исчерпывающее письменное утверждение на основании ситуации и целей организации, которое можно рассматривать отдельно качестве основного контекста для стратегических планирующих директив или использовать для обеспечения создания индивидуальных культурно соразмерных историй, которые направлены на определённые аудитории и обеспечивают взаимодействие с организацией[6].
Другой пример взят из доктрины Великобритании и описывает нарративы как основные линии повествования, в доступной форме объясняющие события, и из которых можно сделать выводы[7]. Все эти определения схожи, но различаются: одно приравнивает нарратив к сообщению, другое отмечает письменную форму, третье объединяет многочисленные «линии повествования». Два делают упор на краткости, одно подчёркивает направленность на аудиторию. В то время, как все в целом фокусируются на унифицированном концепте для организации в зависимости от её задач, они мало применимы для анализа и понимания информационной обстановки. Более того, эти определения не особо применимы к Брекзиту, глобальной войне с терроризмом и угрозе Швеции, примерам, приведённым выше. Таким образом, нашей целью здесь является сохранение привязки к данным доктринным определениям, в частности, упора на создание смысловой нагрузки или распространение понимания, вместе с тем, мы приводим элементы, расширяющие использование концепции нарратива.
Отличие от «топика»
Ещё более запутывает тот факт, что в повседневности пользователи приравнивают термин «нарратив» к «топику» или «теме» или «повествованию». Это более казуальные и неопределённые определения, снижающие возможность рассмотрения креативной и аналитической силы нарратива.
«Топик» не является соответствующим синонимом. В то время, как он предполагает, что нарратив содержит суть вопроса, эта суть, которая распространяется посредством ряда коммуникационных артефактов, не обязательно составляет нарратив. Например, новостные статьи, речи и сообщения в Твиттер на тему противоракетной обороны не являются нарративом ПРО только по причине наличия единой тематики. Такие статьи и речи могут также поддерживать отдельные линии относительно развёртывания систем ПРО. Опять же, все они могут отражать один и тот же топик, но, как мы излагаем ниже, нарратив – это нечто большее. Так, российское правительство и подконтрольные России СМИ опубликовали как минимум 20 различных объяснений отравления Скрипалей, это описано как «нарративы» в статье Euromaidanpress.com 2018 г[8]. Данные объяснения появились в сообщениях Твиттер, в речах, новостях, телевизионных трансляциях, при этом они были объединены одним сюжетом или вопросом, но не составляли нарратив только по причине общего топика.
Отличие от темы
«Тема» — это другой общий, но неподходящий синоним. Темой является объединяющая или доминантная идея. Поскольку определения военной доктрины подразумевают, что значение и понимание являются центральными компонентами нарратива, то присутствует их взаимосвязь с термином «тема». Рассмотрим использование нарратива в 2010 г., когда американская компания «Дженерал моторс» планировала представить гибридный автомобиль Чеви Вольт: «Что нужно GM от Чеви Вольт – это новый нарратив». Здесь нарратив использован для определения доминантной идеи того, что GM хочет извлечь из новой модели: идея того, что GM — технологически продвинутая и приверженная экологии компания. Как указано в доктринных определениях и более глубоко исследовано ниже, нарратив имеет некоторую форму связи с действиями, событиями и персонажами. Тема, с другой стороны, имеет более общий смысл. Нарратив, связанный с GM, имеет более комплексный характер, чем эта тема с технологической продвинутостью и спасением экологии. Она включает ввод Чеви Вольт в противовес истории менее эффективных и менее продвинутых автомобилей, что усложняет глобальный финансовый кризис, охватывающий мировую экономику. Тема, которую искали маркетологи GM – это продукт нарратива, но не сам нарратив.
Случай со Скрипалями и наводнение информационной среды заявлениями, обвинениями и объяснениями, также иллюстрирует, что «тема» является подходящим термином, но область охвата тут шире. К примеру, из двадцати объяснений, проанализированных Euromaidenpress.com, восемь указывают на различных виновников — как на личности (Тереза Мэй, Билл Браудер, тёща Скрипаля), так и на страны (Великобритания, Украина, США), или на другое (террористы, дроны). Эти объяснения объединяет общая тема «возможного виновника», но по другим точкам они не соприкасаются. Фактически, каждое из этих объяснений идентифицирует различных ключевых персонажей – и мы ниже обсудим, что персонажи, выполняющие действия, являются ключевым элементом системы нарратива. В основе четырёх других объяснений лежит тезис, что Россию несправедливо обвиняют из-за предвзятого антироссийского отношения, заговора с целью свержения Путина, зависти из-за успехов в Сирии или мести за Крым. Эти четыре объяснения объединены темой русофобии. Обнаружение общих тем в информационной обстановке может быть очень полезным. Общая тема о возможном виновнике наполняет информационную среду замешательством и сомнениями по поводу эффективности расследования, тема же русофобии играет на понятиях о несправедливости.
Оба этих концепта, топик и тема, важны, поскольку они освещают аспекты информационного пространства. Однако, когда нарратив приравнивают к теме или топику, он остаётся недоопределённым и его сила недооценивается. Слишком часто медиамониторинг, как средство поддержки стратегических коммуникаций, заключается в предложении анализа нарратива, в котором аналитическая работа включает категоризацию новостных статей и других медиа-артефактов по ключевым словам, топику или теме и определению данной новостной корзины как «нарратив». Шаг категоризации может быть в достаточной степени разным, но он недостаточен для выявления того, как или почему аудитория может прийти к специфическому пониманию топика или стратегического замысла организации – двух взаимопересекающихся составляющих, которые возможно выявить в результате анализа нарратива, обсуждаемого ниже.
Отличие от «истории»
В приведённых примерах «история» по меньшей мере означает, что присутствует вовлечение действующих лиц и событий, но «история» зачастую сама недоопределена, если принимать во внимание, что история на универсальном и специфическом уровнях понимаема. И в «истории» могут присутствовать коннотации беллетристики или же она может указывать на отсутствие важности, поскольку имеется принижающий смысл «это всего лишь история».
Если мы собираемся говорить, что история отличается от нарратива, тогда, что такое история? История – это последовательность действий с выраженным смыслом или подразумеваемым значением. Последовательность действий без этого объединяющего элемента значения будет просто списком. Очень часто, когда вы слышите от кого-то перечисление событий, и ваша реакция –«а, эта история без смысла», то это именно потому, что это не сформированная история, а что-то полностью другое — список. Например:
Я ходил в магазин. Это не история. Это отдельное действие.
Я ходил в магазин и купил молоко. Опять же, это не история, а короткий список действий. Однако, здесь мы видим потенциал для истории: зачем я купил молоко, а не хлеб? В нашем мозгу мы уже начинаем прогонять возможности о дальнейших связях, необходимых для придания смысла этой последовательности действий.
Я ходил в магазин, купил молоко и накормил бездомного котёнка. Теперь у нас есть история со смыслом. Поход в магазин был мотивирован желанием накормить котёнка, и история заканчивается выполнением цели. Более того, дополнительные смысловые слои могут быть интерпретированы на основе нашего культурного объёма знаний, который может помочь дальнейшему углублению нашего понимания данной простой истории. Другие истории, рассказывающие о помощи бездомным животным или нуждающимся людям, или подобного рода связи между участниками истории аккумулируются в более широкие системы, которые придают смысл как в специфичном поле (один индивидуум помогает другому), так и в общем (готовность к помощи является позитивной чертой или культурной ценностью) – и это является областью нарратива.
Определение нарратива
Если мы ограничиваем наше понимание нарратива просто топиком, темой или даже историей, то мы не имеем возможности анализировать, как события в реальном мире, речи, политически документы и целый ряд явлений взаимодействуют для создания смысла со стороны индивидуумов и аудиторий. Наиболее часто у нас, как у коммуникаторов, есть доступ к материалу нарратива посредством неких форм коммуникаций и отдельных форм медиа-артефактов, будь то текст в новостной статье, или видео, или речь лидера, или пост в соцсети, от короткого твита до обширной записи в блоге. Понимание нарратива как системы компонентов – включая действующих лиц, события и локации, упоминаемые в медиа наряду с действующими лицами, события и локации в реальном мире – всё это помогает понять, как они взаимодействуют для решения нарративных конфликтов и, таким образом, образуется смысл.
Майк Лайти, начальник стратегических коммуникаций главного штаба объединённых сил в Европе, считает, что «нарратив – это организационная схема, выраженная в форме истории, и истории зачастую являются основой для общественной идентичности, такой же, как стратегии и действия»[9]. В данном определении есть два ключевых элемента, необходимые для выявления значения нарратива для стратегических коммуникаций: фундаментальный принцип того, что нарратив в некой форме организует информацию и то, что каким-то образом нарратив связан с действиями и идентичностью. Эти связи критичны, независимо от того, является ли целью стратегического коммуникатора внедрить посыл организации в точку зрения аудитории, или же понять, как противник пытается манипулировать аудиторией.
Данная глава даёт определение нарратива, специфичное для профессионалов стратегических коммуникаций, подходящее для анализа нарративов в информационном пространстве и для создания коммуникационных артефактов для специфичных стратегических эффектов внутри информационной среды. Определение является комплексным, соответствующим комплексности и мощности явления.
Что такое нарратив?
- Когнитивный процесс упорядочивания информации в структуру причины, эффекта и последствий.
- Система историй, структурированная таким образом, чтобы создавался смысл.
Оба определения не являются независимыми и отдельными, они сочетаются вместе и помогают определить, почему нарратив так важен для понимания в контексте стратегических коммуникаций и воздействия.
Первое определение даёт важный фундаментальный базис для нашего понимания, анализа и использования «нарратива». Что более важно, в нарратив входит то, как люди понимают мир вокруг них. Это объясняет, почему могут возникнуть существенные дебаты по вопросу компонентов нарратива и о том, как комбинации событий на земле, пресс-релизов и новостных статей не сообразно создают тот же самый смысл – люди являются понятием неопределённым, изменяемым и динамичным.
Второе определение так же важно, как и первое: оно показывает нам, что нарратив состоит из компонентов (историй и их элементов), которые соотносятся в той или иной форме. Изображение, мем или твит могут быть компонентом нарратива, так же, как и подбор новостей или серия глав в отдельной книге. Понимание нарративов как систем даёт две вещи: первое, оно раскрывает, что заданный артефакт (мем, твит, телереклама, речь) может, фактически, участвовать в нескольких системах нарративов, второе, оно раскрывает, что ключевой точкой понимания смысла, созданного системой, становится понимание составных компонентов, а также их роли, которую они играют в системе.
КЛЮЧЕВЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ НАРРАТИВНОЙ ЛОГИКИ, СОЗДАЮЩЕЙ НАРРАТИВ
Структура
Нарративы, таким образом, являются системами, создаваемыми из историй (являющихся последовательностью действий, выполняемых какими-то лицами в каких-то местах), персонажей и функциональных ролей, которые эти истории и персонажи играют – все элементы, участие в которых создаёт смысл. Ключевые функциональные роли, которые играют эти истории, включают: конфликт, желание/цель, осложняющие действия, прогрессирующие действия и решение. Ключевые функции персонажей включают протагониста и антагониста[10]. Роли, которые играют любые заданные компоненты, различаются в зависимости от параметров системы и взаимодействий других нарративных систем в данной нарративной обстановке.
Конфликт может быть отдельным наиболее важным компонентом, одновременно для идентификации и для понимания нарративной системы. Конфликт может проявляться как прямое соперничество или противостояние двух элементов, например, НАТО и стран Варшавского договора во время холодной войны. Более того, конфликт может проявляться как недостаток, например, недостаток перспектив трудоустройства, появляющийся перед рабочими предприятий в условиях перехода от промышленной экономики к экономике, основанной на инновациях и научных знаниях. В исходном контексте, элементы конфликта являются протагонистом (главным действующим лицом или несколькими лицами, преследующими желание или цель), и антагонистом (главным действующим лицом или несколькими лицами, препятствующими или противостоящими протагонисту). Конфликт создаёт желание или цель, которые преследует протагонист. Преследуя данную цель, протагонист сталкивается с осложняющими действиями, которые затрудняют достижение желания/цели, и с прогрессирующими действиями, которые поддерживают или продвигают достижение желания/цели. То, как протагонист взаимодействует с этими успехами и препятствиями, является частью того, как нарративная система выражает ценности и культурные нормы. Решение может быть предопределённым или прогнозируемым методом удовлетворения желания в направленных вперёд, амбициозных нарративах, или же решение может быть разъяснительным в ретроспективных нарративах.
Анализ ряда текстов исламских экстремистов, поднимающих тему «борьбы за ислам», дает пример того, как анализ группы медиа-артефактов (в данном случае, в основном, блог и посты в форуме) может выявить эти структурные компоненты нарративной системы[11]. Данные тексты содержали кластеры историй, представляющие действия моджахедов (святых воинов) и описания победоносных битв. Другие кластеры содержали истории об объединенном умма (термин, означающий исламское сообщество без географических границ), находящемся под угрозой. Эти истории участвуют в нарративной системе, в которой угроза умма является основным конфликтом. В некоторых текстах угроза исходит от США, в других – от вероотступнических режимов, в третьих – от глобализации и т.д. Этот общий конфликт угроз генерирует общее желание протагониста моджахеда защитить умма. Истории кластера битв включают осложняющие действия (поражения, мученичество) и прогрессирующие (победы, акты героизма). В наличии многочисленные потенциальные удовлетворения желания (создание халифата для защиты умма, разгром Запада и др.)
Для понимания силы нарратива важно сфокусироваться не только на компонентах, но особенно на том, как система конструирует смысл. Это внутреннее взаимодействие основного конфликта (конфликтов), целей и того, как действия/события осложняются или прогрессируют в ходе движения к решению. Возьмём две упрощенных абстракции нарративов России периода после холодной войны:
Пример 1: российская мощь. Это упрощенная нарративная система является примером, когда недостаток является основным конфликтом, в данном случае, недостаток процветания России в период перехода от коммунистического режима к демократической системе капитализма. Это ставит Россию на место протагониста в нарративной системе, при этом есть множество антагонистов, таких как США, НАТО, ЕС, Всемирный банк и т.п. Желанием России является восстановление или реализация процветания и мощи. Осложняющими событиями являются борьба в российской экономике, сложности демократизации и безуспешные рыночные реформы, вина за это возлагается на либеральный международный экономический порядок. Героями являются олигархи, которые (как это кажется) преуспели в капиталистической конкуренции (прогрессирующие действия), используя российские природные ресурсы. Действия В. Путина, оспаривающие подчиняющийся правилам порядок, рассматриваются как прогрессирующие по отношению к желаемому решению восстановления мощи России.
Пример 2: российская коррупция. В основе данной нарративной системы также лежит недостаток процветания и успеха, что обуславливает появление желания устранить недостаток. Однако, в данной упрощенной нарративной системе олигархи и их политические союзники, доминирующие в добывающей промышленности посредством коррупционных практик, являются осложняющими действиями. Прогрессирующие действия, выполняющие обещание демократизации и свободного рынка, ничтожно малы. Путин и олигархи становятся антагонистами, а такие политические оппозиционные лидеры, как Навальный и Яшин представляют идеалы демократического потенциала.
Примечательно, что каждый из этих двух упрощенных примеров использует общие компоненты основного конфликта, ключевых действующих лиц (Путин и олигархи), действий (успехи добывающей промышленности) и желания (процветание и сила). В силу расстановки элементов и их функциональных ролей эти два нарратива формируют перспективу дополнительных событий. Согласно первой нарративной системе, аннексия Крыма является прогрессирующим действием, которое демонстрирует победу России над Западом и укрепление российской мощи; в контексте же второй системы, Крым становится символом коррупции и манипуляции демократическими принципами.
Взаимосвязь и соответствие
Как показывают два примера абстрактных нарративных систем России, нарратив может рассматриваться как «механизм, который систематически тестирует определённые комбинации и трансформации набора базовых элементов и предложений событий…не просто для перечисления причин, а для выявления причинной эффективности элемента»[12]. Две нарративные системы пользуются теми же компонентами, но в другом раскладе. Какая из нарративных систем является более убедительным объяснения ситуации в современной России, в значительной мере зависит от причинной эффективности, при том, что причинная эффективность зависит от расстановки внутри нарративной системы и двух принципов нарративной действительности: взаимосвязи и соответствия. Эти два принципа также полезны для прогнозирования, как новые нарративные элементы (новые рассказанные истории, новые выполненные действия, новые произошедшие события) могут быть интегрированы в нарративные ситемы в текущей нарративной обстановке.
Взаимосвязь – это уровень, до которого нарративная система поддерживает чувство внутренней логики через последовательность действия и последовательность отношений между функциональными ролями. Российские новостные издания и правительственные пресс-релизы регулярно определяли действия, предпринимаемые НАТО, как воинственные и дестабилизирующие ситуацию в Европе, так и история, подающая ряд событий, в которых агенты США отравляют Скрипалей, поддерживает взаимосвязь с контекстом продвигаемых Россией нарративных систем. Заявления России о военной провокации при каждых военных учениях НАТО, таких как Trident Juncture или BALTOPS, взаимосвязаны с первым абстрактным нарративом России, описанным выше, эти заявления указывают на роль НАТО, как части антагонистичных сил, препятствующих возвращению мощи России, расширению её торговых путей и контролю над сферами влияния.
Разрыв взаимосвязи – один из методов блокировки силы убеждения нарративов противника. Например, в описанном выше примере с исламскими экстремистами, ключевым элементом отношений компонентов в системе была роль моджахедов и экстремистских групп, таких как Аль-Каида и позже ИГИЛ, по защите умма. Но истории об убитых в результате атак Аль-Каиды и ИГИЛ простых мусульманах служат для подрыва роли экстремистов, как героев-протагонистов и защитников, блокируя, таким образом, взаимосвязь в нарративной системе.
Действующее согласно данной внутренней последовательности соответствие является уровнем, до которого нарративная система выглядит правдоподобной по отношению к нарративам, уже считающимся правдоподобными. В основе соответствия лежит не только последовательность в действиях, но также и передаваемый смысл, и общие убеждения между теми историями, которые уже приняты, как правдивые, и новыми историями. В первом упрощенном российском нарративе выше, превращению Владимира Путина из сильного лидера и спасителя России в антагониста, препятствующего достижению Россией полного потенциала, недостаёт соответствия. В России было истории много историй о сильных личностях, таких как Пётр Первый (конец 17-начало 18 века), Екатерина Великая (конец 18 века) и Иосиф Сталин, приводивших страну к высшим уровням признания, процветания и силы. История о Путине, как о сильном лидере, противостоящим мощным европейским соседям и ведущим Россию к величию, вписывается в эти рамки.
Соответствие может быть идентифицировано поиском структур последовательных историй и архетипов. Архетипы – повторяющиеся типы персонажей, имеющие постоянные, идентифицируемые элементы (как иконографические, так и концептуальные) и представляющие определённую культурную ценность. Например, изображение Владимира Путина с голым торсом верхом на лошади и частое упоминание его навыков дзюдо наряду с прошлым агента КГБ служит для формирования его образа как архетипного мощного воина. Стратегические коммуникации могут использовать это соответствие в свою пользу в создании кампаний, идентификации историй с шаблонами конфликт/решение, которые подходят под цели стратегических коммуникаций, а также для поиска архетипов внутри культуры большой аудитории, соответствующей ценностям, задаваемым кампанией стратегических коммуникаций.
Работа с этими концептами
В таблице ниже приведены три упрощенных нарративных системы (одна описана выше, другая применяется к НАТО, третья – с более узким контекстом к России). Во всеобъемлющем анализе информационной обстановки, множество историй, событий и действий разделяются на категории нарративных компонентов. В этом примере комплексность нарративной системы снижена. Распределяя нарративные компоненты подобным образом, можно идентифицировать области, в которых отсутствует взаимосвязь и, соответственно, снижены их потенциалы, ценность и убедительность. К примеру, непоследовательность антагониста в системе НАТО отмечена знаком вопроса. Непоследовательность антагониста и прогрессирующих действий (наряду с непоследовательностью определения конфликта и желания стран-участниц) приводят к потенциальной нестабильности этого нарратива. Возрождающаяся Россия обострила и сфокусировала нарратив идентичности НАТО; взаимосвязь внутри нарратива идентичности НАТО стала более вызывающей со вводом войск в Афганистан.
| Конфликт | Антаго-нист | Желание | Осложняю-щие действия | Прогрессирующие действия | Решение | |
| Рос-сия | Отсутствие мощи, процветания | Запад | Власть, влияние, экономические успехи, ослабление соперников | Затруднения при переходе к демократии и капитализму; санкции | Победа над Западом в Сирии, вмешательство в выборы в США и Великобритании, возврат Крыма | Воображаемое: большая власть, контроль сфер влияния |
| НАТО | Угрозы стабильной, безопасной Европе | СССР (холодная война); ?(1990-е); Терро-ризм (2000-е); Россия? (2019) | Поддержание безопасности, мира и стабильности в Европе, победа над агрессорами | Холодная война: Венгрия, непрямые войны, гонка вооружений и др. 2000-е: 9/11, 7/7 | Операции по устрашению; учения по интероперабельно-сти; расширение НАТО | Холодная война: непоколеби-мость и победа |
| Россия в Си-рии | Мировой порядок, установлен-ный США, изолирует Россию | США и Запад | Защита от империалистических агрессоров; усиление мощи | Войска США и коалиции в Сирии; Конфиска-ция химического оружия | Вывод войск США; усиление режима Асада | Россия переигрывает США |
Изучение подобных таблиц для масштабного проекта с большим количеством историй может помочь выяснить, как предлагаемая активность вписывается в рамки нескольких нарративных систем. Например, поддержка растущих демократий, сила закона, доступ к открытому рынку и защита прав человека являются элементами «западных ценностей» Отсюда, военные действия, поддерживающие данные цели, будут взаимосвязаны с направленным на США нарративом сохранения глобального основанного на правилах порядка. Так, к примеру, подобный нарратив поддержки западных ценностей и демократии подтверждает и объясняет активность США в ряде аспектов (Сирия, восточные границы НАТО, Косово и т.д.) для американской аудитории. Взаимосвязь не применима, если нарратив сфокусирован на России. Россия нерегулярно участвовала в этом мировом порядке и российское общество не насладилось в полной мере преимуществами демократизации и перехода к капитализму. Таким образом, военная деятельность США здесь относится к осложняющим действиям, препятствующим стремлению российского общества полностью реализовать потенциал в рамках российско-ориентированного нарратива.
Для формирования поведения противника необходимо разрушить или переформатировать нарративы, мотивирующие нежелаемое поведение (действия внутри нарративной системы, определяющие конфликт, антагониста и желание/цели). Одним из путей формирования государственного поведения России является предложение альтернативы на один из её геополитических нарративов. Российские специалисты считают, что восстановление России в статусе великой державы является основной целью\желаемым решением совокупности российских действий со времени прихода к власти Владимира Путина. В данной нарративной системе, США, НАТО и ЕС являются антагонистами, контролирующими мировой порядок, направленный против российского успеха и паритета. Такие события, как вмешательство в выборы в США и Великобритании, аннексия Крыма и деятельность в Сирии, являются прогрессирующими действиями, ведущими к решению, состоящему в становлении России как ведущего игрока на мировой сцене. Альтернативный нарратив может поддерживать желаемое решение (большая мощь), но при этом переформируется основной конфликт и, отсюда, главные антагонисты. Для этой альтернативы потребуются действия/события, заменяющие США/Великобританию/ЕС в качестве основных антагонистов, при этом поменяется направленность российской боевой активности (например, новый, взаимный антагонист). И напротив, может быть создана контрнарративная стратегия, наполняющая пространство историями (например, последовательность действий участников на местах или военная активность), которые участвовали в российской нарративной системе в качестве мощного осложняющего действия – осложняющего действия, которое препятствует достижению решения нарратива. Если воспринять это как непреодолимое препятствие для достижения решения, тогда это осложняющее действие разрушает взаимосвязь сектора российского нарратива (теория гарантии взаимного уничтожения основывается на подобном типе отсутствия нарративной взаимосвязи).
ВЫВОД
Нарративы – это системы историй, структурированные таким образом, чтобы создать смысл вокруг нас. Понимание того, как эти системы структурируются, начиная с идентификации возможных взаимоотношений между историями, чтобы классификация конфликта, желания, препятствий/прогресса и решения стали очевидными, являются ключом к раскрытию потенциала нарратива как с аналитической, так и с творческой точки зрения. Используя принципы взаимодействия и соответствия среди этих структурных элементов, стратегические коммуникации могул лучше понять нарратива, распространяемые в информационном пространстве, лучше понять их направленность на ключевые культуры аудитории и более эффективно создать коммуникационные кампании, которые смогут препятствовать дезинформационным мероприятиям противника и поддержать совместные стратегические задачи.
[1] Fisher, W. R. (1984). Narration as a human communication paradigm: The case of public moral argument. Communications Monographs, 51(1), 1-22.
[2] Beckett, Andy (2019). The campaign to stop Brexit has never found the right words. The Guardian. October 29.
[3] U.S. Department of Defense (June 2012). “Decade of War, Volume I: Enduring Lessons from the Past Decade of Operations.” Suffolk, Virginia: Joint and Coalition Operational Analysis, p. 2.
[4] Zappone, Chris. (2017). A weaponised narrative threatens Sweden—and the world. The Sydney Morning Herald, April 13.
[5] United States Joint Publication JP 3-61 (2016) “Doctrine for Public Affairs in Joint Operations”. Washington DC: Department of Defense, p.I-11.
[6] North Atlantic Treaty Organization (2015). NATO Strategic Communications Handbook. p. 9.
[7] United Kingdom Joint Doctrine Publication JDP-01 (2014). Ministry of Defense, Shrivenham, UK.
[8] Euromaidan Press (2018) Российское СМИ опубликовало 20 разных нарративов об отравлении Скрипалей.
[9] Laity, M. (2018). NATO and Strategic Communications: The Story So Far within NATO. The Three Swords Magazine, (33), 65-73.
[10] При наличии значительных споров как минимум со времен Аристотеля о деталях и нюансах компонентов нарратива, эти основные элементы используются в большинстве научных подходов к нарративу
[11] Corman, S., Ruston, S. W., & Fisk, M. (2012). A pragmatic framework for studying extremists’ use of cultural narrative. In 2nd International Conference on Cross-Cultural Decision Making: Focus (Vol. 2012, pp. 21-25).
[12] Branigan, E. (1992) Narrative Comprehension and Film.
Скотт Растон, программа глобальной безопасности университета штата Аризона, США
